Полный подол кошки!

Жаль, сфотографировать некому

@темы: котоферма, про жизнь

---

Да, у меня тоже позитифф =)

Хороший был концерт...

@темы: но поющим всегда отворяют

---

вместо четкого плана действий

Не просклерозить:

* Закончить маску.
Точнее - выбросить предыдущий образец и сделать заново и лучше.
Заняться этим в воскресенье.
Следовательно - не забыть купить какую-нить хрень для морды, чтобы не клеить папье-маше на кожу, хотя бы и поверх жирного крема, нафих-нафих...
И клей!!

* Купить-таки билеты.

* Ликвидировать последствия очередного кошко-разгрома (NB! завести веник-метелку!)

* Доделать текст, достал уже. (!!)

* В рамках программы освобождения морозилки сделать пирожков с вишнями.
Да, и деть уже куда-нибудь этот кусок мороженого легкого, которое все равно никто не будет жрать!

* Точно так же ликвидировать замороженные овощи.

@темы: цветные пуговицы на запястье

---

Ухитрилась уронить на ногу батарею от ноута - вывалилась сама по себе. Чтоб не было скушно, видимо.
Хромаю.
Иттить...

@темы: про жизнь

---

Который день подряд жалею о том, что не умею рисовать: то, что творится на небе, надо именно рисовать. Акварелью. Или уметь хорошо фотографировать, чтобы эту феерию передать.
Небо у нас нынче днем синее, а вечером - лиловое, с фантастическими полосами облаков, подкрашенных сначала золотом и киноварью, а потом темно-фиолетовым.
Сегодня меня разбудило солнце в окно, а я разбудила угревшуюся на мне кошку. Кошка в результате осталась дома, а я пошла разведать каток.
Как выяснилось, мне пока что вполне достаточно часа на то, чтобы укататься до одури. Теперь все тело ноет, и это прекрасно!
Только, судя по всему, мне нужны свои коньки: иначе дороговато получается, да и коньки у них не бог весть какие, прокатные.

@темы: про жизнь

---

ах, какое небо!

Оттенки голубого - от бледного до насыщенного, в синеву - и длинные штрихи облаков, подкрашенные по краям солнечным золотом. А поверх этого - четкая, словно гравировка, сетка тонких березовых веточек.


Зимняя маска:

@настроение: красиво-то как!

@темы: картинки, про жизнь

---

И правда трава =)

07.02.2009 в 22:55

Пишет  Кимури:

(шепотом) Дзен-бабулькизм на марше...

@темы: по монитору показывают, пойманное в траве

---

Опраздновали бездник, сыграли пиратку... давненько травень не колосилась так знатно! =)
Хорррошо =)
Правда, потом я весь следующий день не могла проснуться - то самое, "поднять - подняли, разбудить забыли". И тень моя обрела дар речи только ближе к полуночи

Странно, что в этот раз мне совершенно не хотелось алкоголя. Никакого.
Прямо даже обидно =)

А еще у меня теперь много хорошего чая и чайная доска есть!

@темы: про жизнь

---

В архивы на добрую память

Стража красного винограда

К черной арке ворот вел мост. Когда-то под ним, видимо, был ров вокруг городской стены, но теперь из пологого склона росли деревья, их золотые по осени листья щедро устилали мостовую. И остатки стены, и ворота густо заплетал виноград.
Сама арка давно уже не помнила ни запоров, ни решеток. Была она двойная, правильными одинаковыми полукругами на рядах массивных колон. Единственным отличием левой арки был знак – круг с перечеркнутым человечком. У правой, приcлонив табурет к полосатой будке, сидела художница. Во всяком случае, в руках у нее были кисти, тряпка и палитра. Завидев путника, она замахала тряпкой: иди, мол, справа, не видишь – знак висит.
Путешественник охотно пошел на приглашающий жест. Всех вещей при нем был только заплечный мешок, но куртка и обувь выдавали опытного пешехода, готового к любой погоде. Сейчас, по солнцепеку и штилю, капюшон куртки был откинут, а молния расстегнута. Из внутреннего кармана то и дело высовывалась усатая узкая морда и шевелила розовым носом.
- Привет, - сказал путешественник художнице.
- Привет-привет, - охотно отозвалась она. – Ты в город? Проходи здесь.
- Конечно. А почему там нельзя?
- Потому что там для трамваев.
Путешественник оглянулся. Никаких рельсов в проеме арки не наблюдалось. Он вопросительно глянул на художницу. У художницы было смуглое лицо и половинчатые волосы – видимо, не меньше года назад она их покрасила в рыжий цвет, а потом они отросли, так что рыжина поднималась только до висков, а дальше были черные корни. К тому же, черная часть волос была прямая, а рыжая – вилась мелким бесом. Глядя на его недоумение, художница расхохоталась, да так, что путешественник тоже не выдержал, и улыбнулся.
- Ну, раз ты в город, то плати за вход! – объявила она. – Тебя как зовут?
- Нас, - поправил путешественник и достал из кармана шиншиллу. – Путешественник Феликс.
Художница притихла и протянула руку к розовой мордочке. Шиншилл тут же спрятался – девушка оттирала кисти, и пальцы сильно пахли скипидаром.
- Так ты со зверем, - сказала она. – И кто из вас кто?
- А когда как, - ответил путешественник. – Мы на оба имени отзываемся.
- Ну, значит, сейчас Путешественник будешь ты, а Феликс – он, - быстро решила художница. – Потому что тогда платить за вход тебе, а ему пусть повезет.
- Ладно, - согласился Феликс и полез за кошельком. – Сколько стоит вход?
- Ты можешь отдать пригоршню своей крови, можешь отрезать и отдать волосы, - я это обычно девушкам предлагаю, но раз у тебя такой хвост, можно и так, - быстро перечислила художница. Помолчала секунду, глядя из-под половинчатой челки, и добавила: - А можешь отдать за вход своего зверя. Или ничего не давать.
Феликс так и застыл с кошельком в руках.
- То есть как это?
- Вот так. Как решишь.
- А деньгами нельзя?
Художница закатила глаза к небу.
- Что, все спрашивают? – сочувственно поинтересовался Феликс.
- Нет, деньгами нельзя. Либо то, что твое, либо то, что считаешь своим, либо ничего.
- А если ничего, тогда что?
- Из ничего и будет ничего, - рассмеялась художница. – Входи за так, хорошая гостиница налево от Черного моста через площадь Мальтийцев. Располагайся.
Феликс внимательно оглядел девушку. Она, утратив к нему всякий интерес, вернулась к оттиранию кистей. Может, просто разыграла? Ни официальной таблички, определяющей размер платы за вход и даже вообще необходимость какой-либо платы, ни шлагбаума, ни вертушки. Только полосатая будка в торце ряда толстых колонн между двух арок.
«Разыграла», - окончательно решил Феликс, а вслух сказал:
- Ну, я пошел.
- Хорошо тебе тут погостить, - отозвалась художница как ни в чем не бывало.

Черный мост нашелся сразу – он был пешеходный и явно самый старый из тех пяти, что просматривались с горки от ворот. Рекомендованная гостиница называлась «Старый Рыцарь», на латунной доске у входа красовалось четыре звезды, и Феликс смутился. Не то чтобы у него не было денег, но тут наверняка захотят не меньше 70 евро за ночь, а он привык жить гораздо скромнее. Хотя, с другой стороны, туристический сезон давно прошел, почему бы не зайти и не спросить.
Едва он подошел к стойке, портье выложил перед ним ключ и подтолкнул регистрационную книгу.
- Здравствуйте ваш номер двадцать восемь распишитесь вот здесь пожалуйста, - в одно слово выпалил он. И добавил уже не такой скороговоркой: - Завтрак с восьми до одиннадцати, бар, кофе и чай – круглосуточно. Если пробудете дольше трех дней, вам полагается от отеля бутылка вина с местных виноградников.
- Простите, - сказал Феликс, когда обрел голос, - но сколько стоит номер на одного?
- Триста евро за ночь или ничего, - без улыбки ответил портье. – Завтрак и напитки включены в стоимость.
- Триста или бесплатно? – на всякий случай переспросил Феликс. Портье кивнул. – У вас тут что, неделя карнавала?
- Да нет, у нас всегда так, - ответил портье. Посмотрел на гостя с сочувствием и предложил: - Если хотите, оставьте вещи, побродите по городу. Номер будет за вами до полуночи. Найдете что-нибудь другое – позвоните вот по этому телефону, отмените бронь и скажете, куда доставить вещи.
Феликс взял белую визитку с мальтийским крестом и пробормотал слова благодарности. Он обошел пешком полмира, бывал во множестве городов и гостиниц, но еще нигде ему не предлагали платить за привычные вещи втридорога или брать даром. Так или иначе, предложение погулять по городу налегке ни к чему его пока не обязывало, поэтому он оставил рюкзак в маленькой кладовой в фойе (там на стеллаже уже были чьи-то сумки и чемоданы), еще раз сказал «спасибо» и вышел.
Река делила город надвое, обычно это означало, что старая часть с непременной пешеходной зоной находится на одном берегу, а новый, современный город – на другом. Но здесь старый город был так велик, что раскинулся на оба берега. Крепостная стена, ворота и замок венчали вершину холма, с него узкие крутые улочки сбегались к Черному мосту, а за рекой снова расходились лабиринтом улиц и площадей. Дома стояли очень плотно друг к другу, жилая их часть начиналась со второго этажа, а цоколь занимали большие галереи, а то и просто арочные проемы, так что часто какая-нибудь боковая улочка начиналась прямо из-под дома, ныряя под анфилады арок. В галереях и дворах располагались сувенирные лавки и рестораны, от них тянуло запахом кофе, свежей выпечки и жареного на углях мяса, и Феликс подумал, что неплохо было бы что-нибудь съесть.
Он выбрал себе кафе поскромнее, уселся в углу и стал дожидаться меню. А, дождавшись, немедленно посмотрел на колонку цен. Еда стоила астрономических денег, но рядом с трехзначными цифрами везде имелась черточка-дробь, а после нее стоял ноль. Феликс пролистал все, вплоть до винной карты (в ней цифры были четырехзначные).
- Готовы сделать заказ? – поинтересовалась над ним девушка в форменном синем фартуке.
- Пожалуйста, кофе и яблочный штрудель, - сказал Феликс. – И, простите, что означает ноль после каждой цифры?
- Можете не платить, - отозвалась девушка.
- Совсем не платить? – уточнил Феликс.
- Конечно. На ваш выбор! Один кофе и один штрудель, верно?
- Да, спасибо.
Девушка ушла. Толстяк за соседним столиком, в белом льняном костюме и щегольской белой шляпе, внезапно подмигнул Феликсу так интимно, что тот поежился.
- Я говорю – первый день в городе, а? – пояснил толстяк.
- Да, - сказал Феликс.
- Халява! – радостно заявил толстяк, ничуть не заботясь о том, что его голос слышен на все кафе. – Тут всюду – халява! Не хочешь – не плати ни цента! Я тут уже неделю живу – и все бесплатно! На всю жизнь бы остался, да виза кончается.
- Спасибо, - сдержанно сказал Феликс. – Я уже понял, да.
- Ну и молодец! Не тушуйся, тут внатуре все задаром. Я первый день тоже стеснительный ходил, а потом – ничё, пообвыкся! Штаны еле сходятся!
С улицы раздался автомобильный гудок.
- О! – сказал толстяк. – Мое таксо приехало. Бывай!
Он подхватил свой плащ, протиснулся к выходу, скрежеща стульями, еще раз подмигнул Феликсу и скрылся за дверью. Девушка принесла чашку эспрессо, сливки, воду и сахар.
- Простите, - сказал Феликс, краснея. – А можно мне заплатить за что-нибудь одно? Потому что на все у меня просто не хватит денег.
- Конечно, - сказала девушка. – Платите, за что пожелаете. Только знаете, на вашем месте я бы все-таки поела. У нас прекрасные омлеты. Хотите?
- Хочу, - согласился Феликс. – Только штрудель тоже. Там орехи, а у меня – вот.
Он отогнул полу куртки и продемонстрировал шиншилла.
- Ой! – обрадовалась девушка. – Ну, орехов-то я ему принесу отдельно!

После сытного обеда шиншилл забрался в капюшон куртки и заснул, а Феликс снова отправился бродить по городу.
Несмотря на середину осени, город был полон туристов. Они толпились перед башней с огромными астрологическими часами, где каждый час над кругом зодиакального циферблата проходили апостолы, а смерть отрывисто звонила в колокольчик, - динь-динь, динь-динь, - пока всех не прогонял петушиный крик. Они заполняли переулки и площади, кафе и магазины. Феликс шел наугад, почти уверенный, что ходит по кругу, но как раз тогда, когда он ожидал снова увидеть перед собой башню с часами, переулок нырнул под низкую арку и вывел его на городской рынок.
Рынок занимал длинную и широкую по меркам старого города улицу. В два ряда стояли зеленые прилавки, на них чего только не было. Фрукты, конфеты, засахаренные орехи; куклы, магниты, керамические кружки с видами города; акварели в цветных паспарту, одинаковые до такой степени, что Феликс заподозрил качественную ксерокопию; мед, кожаные сумки, снова фрукты. И везде на вопрос «сколько» звучала одна и та же фраза: либо называлась несопоставимая с сувениром сумма, либо предлагали брать даром. Кто-то шарахался, кто-то пытался торговаться, кто-то просто глазел, ничего не покупая, а кто-то сгребал, не глядя, в сумку все, что попадалось на глаза. Проходя мимо супружеской пары, только что унесшей половину прилавка кукол и ажурных деревянных конструкций, Феликс услышал женский голос: «Все, больше никак. Двадцать килограмм на чемодан. Может, попробовать посылкой?» Муж молча сопел под тяжестью сумок.
Но были и те, кто платил. Они долго приценивались, выбирали из приглянувшихся вещиц одну, без которой уйти было уж совсем немыслимо, после чего выкладывали деньги и уносили коробку с тщательно упакованной безделушкой. Феликс следил за ними краем глаза. Один, обретя желаемое, внезапно пустился бежать, оглядываясь через плечо. Девочка-подросток, купившая стеклянного ангела, дошла до ближайшей лавочки, достала вещицу из коробки, посмотрела сквозь нее на свет – и вдруг запела по-немецки, высоким бесполым голосом, какой можно услышать только по большим праздникам в кафедральном соборе. Молодая пара, овладев миниатюрной моделью астрологических часов, ушли, тесно прижавшись к друг другу. Феликс проследил за ними до переулка. Завернув за угол, они раскрыли зонт, вместе взялись за ручку и не то убежали, не то улетели с такой скоростью, будто их подхватил ураган.
Феликс вернулся к рынку и купил себе хурмы. Один оранжевый плод обошелся ему по цене клубники в середине декабря, но он и не думал торговаться. Прямо у него за спиной оказался фонтанчик, Феликс вымыл свою добычу и съел ее в три укуса. Хурма была невероятно спелой и сладкой.
В конце одного из переулков прозвенел трамвай, Феликс умылся в фонтанчике и пошел на звук. Трамваев в городе было чуть ли не больше, чем машин, они разъезжали буквально повсюду, то и дело ныряя под низкие арки, проскальзывая под домами, как корабли под мостом. На каждой остановке имелась схема городского транспорта, по ней было так же просто рассчитать нужный маршрут, как по карте метро в каком-нибудь мегаполисе. Феликс долго рассматривал цветные линии, наконец выбрал трамвай, который, если верить схеме, шел через весь старый город, пересекая то один мост, то другой, а конечную остановку имел у замка на холме.
Не успел Феликс обернуться от схемы, как из-под очередной арки веселым дельфином вынырнул синий от рекламных картинок трамвай и встал на остановке, как раз четырнадцатый маршрут. Феликс вошел и немедленно столкнулся с кондуктором.
- Юридический факультет! – пробасил кондуктор. – Следующая остановка – Центральный вокзал. Желаете заплатить за проезд?
На Феликса уставились прозрачные серые глаза. На лбу у кондуктора было темное родимое пятно, а передвигался он немного скованно, каждый жест делая всем телом, Феликсу даже почудилось, что он слышит не то скрип, не то хруст.
- Да, - ответил он. – Сколько?
- Билет на сорок минут - десять евро, на два часа – 20, - ответил кондуктор. Голос у него был низкий гулкий, словно ветер дул сквозь горлышко кувшина. – Но можно не платить.
Феликс порылся в карманах и набрал как раз пять монет по два евро. На шее у кондуктора висела большая плоская жестянка с прорезью и сумка с билетами двух цветов. Он, как клешней, зажав синюю картонку между большим пальцем и краем ладони, выдал Феликсу билет, принял в плоскую горсть монеты и ловко высыпал их в жестянку. А потом, похрустывая при каждом шаге, направился к кабине вагоновожатого. Феликс переложил шиншилла из капюшона в карман, сел у окна и принялся глазеть на город. Трамвай мчался по улочкам, закладывая лихие виражи на поворотах, и Феликс не сразу заметил, что он не делает остановок, а в салоне, кроме него самого, никого нет. «Видимо, тут остановки по требованию», - подумал Феликс, и в тот же миг трамвай резко затормозил.
- Ваша остановка! – прогудел кондуктор.
- Но ведь сорок минут еще не прошло, - возразил Феликс.
- Билет действителен на все маршруты, - ответил кондуктор. – Еще полчаса. Но эта остановка – ваша.
Феликс кивнул и встал. Ему было даже интересно, куда это привез его синий трамвай. Он вышел, за спиной закрылись двери, трамвай тренькнул и сгинул за углом.
Никакой остановки здесь не было и быть не могло. На узкой улице умещалось только два ряда трамвайных рельс да кромка тротуара, где взрослый человек мог пройти чуть ли не боком, прижимаясь к сплошной стене. Стена тянулась справа и слева, без единого окна, с редкими ребрами контрфорсов. Такими стенами огораживались когда-то городские монастыри. Но со стороны тротуара в стене были ворота – кованые, ажурные, на тройных массивных петлях. Одна створка была открыта, а за воротами просматривался сад, так что Феликс, недолго думая, пошел по дорожке из мелкого белого гравия.
Дорожка упиралась в круглый лабиринт из живой изгороди. Вдоль боскетных кустов росли платаны, на них, несмотря на октябрь, еще были листья, зеленые, но уже сухие. Время от времени в сад залетал ветер, и тогда листья шуршали с таким звуком, будто кости стучали о кости. Шиншилл проснулся, вылез из кармана и забрался хозяину на плечо, забившись под волосы.
Феликс шел по кругу в зеленом лабиринте, время от времени узкий проход расширялся в круглую площадку, в центре которой стоял отдельный куст, подстриженный в виде сложной фигуры. Здесь были дамы в бальных платьях, кавалеры в пышных париках, зеленые львы, припавшие на передние лапы. Лабиринт, видимо, завивался по спирали, потому что ни одна фигура не повторялась дважды.
Внезапно кусты расступились, и Феликс оказался в розовом саду. На мгновение у него закружилась голова от сильного, густого запаха роз, заполнявших каждую пядь маленькой круглой площади. Солнце садилось, сад накрывала тень, но розы пахли так, будто вокруг стоял июльский полдень. Они росли кустами, они карабкались по решеткам и аркам, они обвивали деревянный павильон в центре площади. Вокруг не было ни души, только слышался птичий щебет да время от времени где-то рядом душераздирающе кричал павлин. Феликс, как зачарованный, шел среди роз.
В павильоне кто-то сидел. Грузная фигура, закутанная в темное бесформенное пальто или в шаль, было не разобрать. Феликс заметил ее слишком поздно, когда подошел уже почти к самым ступенькам. При его появлении фигура шевельнулась и превратилась в старуху. Седые вьющиеся пряди выбивались из-под ее платка, лицо цвета старого дерева покрывала сеть тех морщин, которые образуются только за долгую, очень долгую жизнь, полную звонкого смеха, поэтому когда ведьма махнула ему – подойди, мол, - Феликс улыбнулся и подошел. Когда она ему махала, у нее на запястье звякнул колокольчик.
- Леденцы! – сказала старуха. Глаза у нее были ясные и очень светлые, словно выгоревшее синее небо. – Леденцы на палочке. Возьмешь штучку?
Она и в самом деле сжимала в руке букет из цветных, как витражные стеклышки, леденцовых ключей. Они сияли, как драгоценные камни и пахли самым лучшим запахом детства – ванилью и жженым сахаром.
- Сколько же стоят ваши леденцы? – спросил Феликс, надеясь, что ему это по карману. Он даже уже выбрал себе один – ярко-рубиновый ключ, точную копию того, который был изображен на гербе города.
- Один поцелуй молодого принца, - рассмеялась старуха. – Или бери так.
Феликс остановился.
- Я не могу, - сказал он.
- Не можешь, так не можешь, - ответила старуха, будто согласилась – да, действительно, не можешь, что ж поделаешь. - Но тогда тебе нужно идти очень быстро. Через десять минут сад закрывается. А тебе еще через лабиринт. Знаешь, что? Если ты пойдешь вон по той аллее, - она махнула рукой с леденцами, - ты выйдешь ко вторым воротам, они гораздо ближе. Ну, беги!
Феликс почему-то послушно развернулся и побежал. Вслед ему раздался звон колокольчика – динь-динь, динь-динь, - и Феликс еще успел подумать, что он где-то уже слышал этот звук. Аллея провела его через все круги лабиринта насквозь и закончилась у небольшой калитки все в той же стене. Солнце село, на город быстро опускались сумерки, и когда Феликс оглянулся на сад, тот был уже неразличимой темной массой зелени. Феликс пошел вдоль стены, и шел до тех пор, пока в конце улицы не показались фонари. Он пошел на свет и оказался на большой площади, сразу за ней начинался мост, и Феликс сообразил, что вышел совсем близко от «Старого рыцаря». Шиншилл завозился у него на плече и осторожно укусил за мочку уха.
- Пойдем-ка, брат, в гостиницу, - сказал ему Феликс. – Интересный у нас с тобой получился день.

Утром, едва позавтракав, Феликс отправился на поиски вчерашнего сада. На стойке в фойе ему выдали карту. С одной стороны на ней был весь город, а на другой – укрупненный план старых районов. Водя пальцем по нарисованным улицам, Феликс пришел к выводу, что под сад с розами могут подходить по крайней мере три места. Все три зеленых пятна были расчерчены дорожками, но ни один из рисунков даже приблизительно не был похож на круглый лабиринт.
И тем не менее, стоило ему сойти с торной «туристической тропы» и свернуть к первой же глухой стене, как он нашел едва заметную калитку, а за ней – сад с лабиринтом. Как и вчера, в саду никого не было, но, с другой стороны, не знай Феликс, что калитка открыта, а за ней – городской сад, он бы, наверное, прошел мимо низкой деревянной дверцы.
Уже вступив в лабиринт, Феликс увидел, что за ночь сад изменился. Кусты казались ниже, вчерашние площадки заполняли геометрические фигуры из живой изгороди, любопытные, но не более того. Ничего общего с королевским двором, встретившим его на закате. Розарий, хоть и цвел поздними осенними розами, но тоже был гораздо меньше и беднее. Никакого павильона посреди него и в помине не было.
Феликс обошел розарий, присел на скамейку, разложил карту и прикинул кратчайший маршрут до ворот на холме. По всему выходило, что либо над ним шутил весь город, либо художница и не думала его разыгрывать. Оставалось надеяться, что она сидит у полосатой будки каждый день, а не оказалась там случайно.
Художница действительно сидела у полосатой будки и деловито смешивала оттенки красного на огромной деревянной палитре. Она явно пыталась добиться яркого, сочного цвета и результат ее явно не устраивал, потому что она все давила и давила на тюбик с кармином, постоянно подмешивая его к общему тону и озабоченно цокая языком.
Завидев Феликса, она замахала ему, как старому приятелю.
- Эй, Путешественник и Феликс!
- Здравствуй, - сказал Феликс, подойдя поближе. – Что ты делаешь?
- Пытаюсь подобрать цвет для винограда. Он должен быть красный, а не серо-буро-малиновое черт-те что.
- Я тут бродил по городу, - осторожно сказал Феликс. – И, знаешь, все предлагают либо брать так, либо назначают очень высокую цену. Даже слишком высокую. Вот как ты мне сказала, когда я спросил, сколько стоит вход, помнишь?
- Конечно, помню.
- Но почему еда и сувениры – за деньги, а вход – за кровь или волосы?
- Потому что сувениры – это просто сувениры. А за еду и ночлег как-то нечестно кровь требовать, правда? Но все настоящее имеет свою цену, и это – не деньги, иначе какое же оно настоящее.
- Значит, пока я за что-то не заплачу, оно не настоящее? – рассмеялся Феликс. – И город тоже?
- Ну, скажем так, настоящее – это настоящее. Настоящий город немножко отличается от просто города. – Она прищурилась и с удовольствием добавила: – Совсем немножко. Есть то, что есть, и есть то, что есть на самом деле. Чувствуешь разницу?
- Не очень, - признался Феликс.
- Ну, может, еще почувствуешь.
Феликс замялся.
- Слушай, а вот если бы я согласился заплатить за вход, то, ну, скажем, на что вот тебе моя кровь?
- Виноград покрашу, - ответила художница и мотнула головой в сторону густых плетей на стене. – Подмешаю к этому убожеству и покрашу наконец. Октябрь заканчивается, а он все зеленый.
Феликс вдруг разозлился.
- Я серьезно спрашиваю. Если бы я знал, что...
- Что твоя кровь пойдет в фонд страдающих детей Африки, то немедленно выдал бы мне два литра? – ехидно поинтересовалась художница. – Ты вот что. Если хочешь не спросить, а услышать какой-то конкретный ответ, ты меня, пожалуйста, предупреди. Так и говори: хочу знать, что моя жертва послужит благородным и гуманным целям. Я что-нибудь придумаю.
- И все равно покрасишь виноград? – рассмеялся Феликс.
- Как получится. Это ведь будет не совсем плата за вход. Ну то есть что-то и пойдет на дело, но большая часть пропадет на вранье. На вранье вообще много уходит, так что я стараюсь не врать по возможности.
Сзади послышался звон, и Феликс обернулся.
К левой арке подъехал трамвай. Художница тут же бросила палитру, вскочила на ноги и побежала к передней двери. Трамвай снова оглушительно зазвенел, и о чем привратница говорила с вожатым, Феликс не расслышал, да и не старался.
Он решительно направился к вагону и заглянул ему под колеса. Колеса стояли на рельсах. Феликс дошел до конца вагона, разбрасывая листву – под трамваем виднелась блестящая, накатанная колея. Она продолжалась еще какое-то время после вагона, а потом исчезала, сливаясь с узором на темной брусчатке. Узор изображал две стежки, выложенные белыми камнями, как раз по ширине рельсов, так что невозможно было различить, где кончается камень и начинается металл. Трамвай прозвенел еще раз, вздрогнул, закрыл двери и уехал в арку ворот. Порыв ветра взбил листву под ногами, сверху свалился целый ворох свежих золотых листьев, перемешался со старыми в маленьком вихре. Когда все улеглось, Феликс снова раскидал листья. Никаких рельсов не было, только мостовая из черных и белых каменных квадратиков. Феликс распрямился. Рядом, засунув руки в карманы короткой курточки, стояла художница.
- А с трамваев ты тоже берешь плату за вход? – спросил Феликс.
- Конечно, - ответила та. – Но у тебя этого нет.
Она с интересом посмотрела на него, а потом спросила:
- Что, ты все-таки за что-то заплатил? Хотя бы деньгами?
- А как ты определяешь?
- Ну, трамвай-то ты видел. И рельсы.
- А что, если бы не заплатил, то не увидел бы?
- Вряд ли.
Феликс помолчал, покачался с носка на пятку.
- Слушай, а вот если бы... если бы я отдал тебе при входе моего зверя? Что бы я увидел в городе?
- Годзиллу, - почему-то устало ответила художница.
- Я серьезно.
- Ах, серьезно. Ладно, серьезно. Скажи-ка мне, что за выставка в галереечке сразу у моста?
- Выставка? – задумался Феликс. – Что-то я там не помню никакой выставки.
- Ну, может, музей.
- А! Музей! Там какой-то лаз под башню, и большой плакат: «Музей истории пыток». И нарисовано что-то душераздирающее. Я не пошел, уж больно несерьезно все это выглядит. Как в луна-парке.
Художница отвернулась. Ее лицо совсем скрылось за завесой волос, как за рыжей тучей.
- Не буду я тебе говорить, что бы ты увидел, - сказала она через плечо. – Я не люблю брать зверей. Но не спросить не имею права. Раньше, бывало, и детей отдавали. Не отдал – и молодец. Проехали.
Феликс снова помолчал, потом пожал плечами, пробормотал «извини», - и пошел обратно в город. Небо затянуло тучами, в деревьях промчался ветер, и Феликс подумал, что лучше ему поторопиться, если он не хочет промокнуть.
Дождь нагнал его у замка, Феликс поспешно перебежал площадь и нырнул под какую-то арку. От арки уходила вниз улица-лестница с массивными перилами ровно по середине. Феликс огляделся в поисках кафе, но, увидев вывеску книжного магазина, свернул к нему.
Магазин оказался самый обычный – пирамидка новинок, стеллажи с книгами на всех языках мира, словари, альбомы. На полке с видовыми книжками и путеводителями Феликс нашел небольшой сборник: «Двадцать две легенды Города». Содержание обещало истории об алхимиках, рыцарях и котах-оборотнях, но никаких сведений о цене не стояло ни на задней стороне обложки, ни внутри. Феликс взял книгу и подошел к кассе.
За кассой сидел молодой человек в футболке с названием магазина. Он читал журнал, полный ярких фото последних новинок авторынка.
- Вот, - сказал Феликс, показывая книгу.
- Пожалуйста, - кивнул продавец, не отрываясь от журнала.
- Я хочу ее купить, - сказал Феликс с нажимом на слове «купить».
Молодой человек поднял голову.
- Ее цена – ваш сегодняшний сон, - предупредил он. – Или берите так.
Феликс растерялся.
- Но я не помню свой сегодняшний сон, - сказал он.
И тут же понял, что хорошо помнит.
Он стоял на самом верху башни с часами, перед ним расстилалось море черепичных крыш с островами башенок и шпилей, а внизу, с площади, поднимались вверх огромные воздушные шары, какие иногда запускают над городами по большим праздникам или чтобы прокатить туристов. Все шары были цветные, полосатые и радужные, но у всех, от гондолы к куполу, поднимались дополнительные треугольные полотнища, как косые паруса от бушприта. Полотнища крепились к реям у гондолы, где по три, где по пять-шесть, отчего шары были похожи на взлетающие корабли. И эти треугольные паруса были черные, как крылья воронов. На фоне цветных шаров это смотрелось особенно торжественно и празднично. В одной из гондол сидела художница. Ее шар плыл вверх от площади, она кидала вниз целые охапки золотых листьев, и листья разлетались вокруг, пока не заполнили весь воздух и площадь внизу, а художница бросала все новые и новые охапки. Внизу играл духовой оркестр, музыка, шары и листья плыли над городом. Феликс подумал еще, что шары означают праздник, а паруса – траур, так и подумал, цитатой: «Со смешанными чувствами печали и радости, с улыбкой и в слезах», - и на этой цитате проснулся.
- Ну как, вспомнили? – спросил продавец.
«Да, - подумал Феликс, - я вспомнил. Это был самый прекрасный сон в моей жизни». Он кивнул, сглотнул слюну, скопившуюся под языком, и спросил:
- Если я его отдам, я забуду?
- Да, - ответил продавец, и Феликс, глядя на него, решил, что не так уж этот человек и молод, как показалось на первый взгляд.
- Хорошо, - сказал Феликс. – Я согласен. Я хочу эту книгу за ее цену.
Дождь так и моросил, и Феликс присел в одно из плетеных кресел у входа – в хорошую погоду они, видимо, стояли снаружи. Ему не терпелось посмотреть, что же он такое купил за то, чего уже не помнил. На мгновение его охватил приступ паники, такой сильной, что кровь зазвенела в ушах. Он раскрыл книжку, где придется, но ничего не мог разглядеть: текст и картинка сливались в пестрое пятно.
- Хотите кофе? – сказал продавец. – Покупателям бесплатно.
- Хочу, - кивнул Феликс, все еще глядя в разворот.
Звон в голове прошел, и Феликс понял, что смотрит на карту города. Карта была одновременно похожа и не похожа на ту, которая лежала у него в кармане. Красными знаками, с виду зодиакальными, были помечены определенные места, они располагались почти правильной окружностью, но их было гораздо больше, чем дюжина. Один из таких знаков приходился в точности на сад с лабиринтом, показанный на карте во всех подробностях.
Запах черного кофе отвлек Феликса от карты. Продавец поставил чашку на полку пирамиды с новинками, ободряюще кивнул и исчез за книгами. Феликс посмотрел на обложку. Название книги изменилось. Теперь оно гласило «Двадцать два ключа от Города». Содержание предлагало 22 главы, ни коты-оборотни, ни алхимики никуда не исчезли, но перестали быть главными персонажами. Углубившись в первую же историю, Феликс догадался, что каждая будет – либо об одном из ключей, либо самим ключом.
Феликс нашел историю о саде с лабиринтом (она была первой), где розы и фигуры из живой изгороди представляли императорский двор, внимательно прочел ее, но старухи с леденцами не обнаружил. В истории ключ вручался герою кустом-императором вместе с легендой о знаменитом алхимике-еврее и его глиняном монстре. Феликс перечитал историю еще раз, и отметил, что герой входит в сад на закате, в какой-то день «в разгар осени».
Получалось, что трамвай привез его прямо к одному из ключей. А Феликс отказался его выкупить, и кто знает, будет ли ему дана вторая попытка. С другой стороны, ключей обычно надо три, а то и вовсе один-единственный, может быть, это был просто не его ключ? Феликс посмотрел на стеклянную дверь магазина: дождь перестал.
Надо бы проверить остальные адреса, решил Феликс. Он допил кофе, отнес чашку к пустой конторке с кассой, сказал в пространство «До свидания, спасибо», - и пошел искать библиотеку, которая находилась, если верить карте, чуть ниже замка на холме.
Но на террасе, с которой должен был открыться вход в библиотеку, он нашел только небольшой ресторан. Феликс прошел через него насквозь и оказался в винограднике. Мощеная дорожка уводила вверх по холму, Феликс пошел по ней и в конце концов оказался у крепостной стены. В стене была новая дверца, очень похожая на калитку из розового сада, и Феликс вошел. Сразу от дверцы начинались ступени, они привели в башню. Башня действительно была заставлена книгами на всех ярусах, Феликс поднимался все выше, пока не оказался на круглой площадке. Когда-то она, видимо, была открыта всем ветрам, но теперь пространство между колоннами перекрывали застекленные рамы, превращая площадку в фонарь. В центре этой очень светлой комнаты стоял огромный, метра три в диаметре, глобус. Одно из окон было открыто, перед ним, на латунной колонне, смотрел в небо небольшой телескоп. Феликс выглянул наружу – тучи разошлись, вовсю сияло солнце. Сверху открывался великолепный вид на виноградники и крыши до самой реки. Феликс постоял еще, потом присел на подоконник и взялся за следующую легенду. Она отсылала на старое еврейское кладбище.

Так прошло еще три дня. Феликс ходил от одной отметки на карте до другой, и везде находил места, не обозначенные ни в одном из туристических атласов. Это были таинственные, полные загадок дома, расписанные призрачными фигурами внутри и снаружи, это были темные аллеи с одиноким фонтаном в самом дальнем конце, а один раз Феликс забрел на старую винодельню, в подвале которой глухо ворчали огромные дубовые бочки. И нигде ему не встретилось ни одной живой души. И ни одного ключа он так и не нашел, хотя изображения их видел почти повсюду – на городских люках, на гербах и вывесках, на дверях и воротах, на картинах и фотографиях, которыми торговали художники на Черном мосту.
Странствуя в поисках неуловимых ключей, Феликс поначалу чувствовал азарт, будто попал в игру, правил которой еще не знает, но узнает очень скоро. Но правила так и оставались непонятны, тайники оказывались пустышкой, и азарт сменился недоумением, а потом и раздражением. Потерпев очередную неудачу, Феликс вернулся в то кафе, где завтракал в первый раз, - с тех пор он бывал здесь чуть ли не каждый день, и знакомая официантка уже приносила ему меню сразу с чашкой эспрессо.
Феликс глотал кофе и листал книгу, выкупленную за забытый сон. Он уже прочел ее раза три, поэтому сейчас просматривал страницы по диагонали, вглядываясь больше в картинки, чем в текст. Двадцать две истории рассказывали о двадцати двух ключах, ключи возвращали героя домой, в детство, из зимы – в лето. «Каждый камень мостовой, каждое окно пробуждало воспоминания», - прочел Феликс подпись под картинкой, на которой по сумеречному городу бежал кот-оборотень, а каждый дом смотрел ему вслед и каждый камень имел собственный облик.
Феликс внезапно почувствовал, что он тоже хочет знать эти камни по именам, слышать ворчание книг в пустых библиотечных залах, знать, о чем сплетничают розы за зелеными стенами лабиринта. Что даже по тайным городским тропам он до сих пор ходил туристом, тем, кто приходит всегда невовремя и не видит того, что не описано в его путеводителе, даже если этот путеводитель – книга, купленная за сон. Что он хочет понимать, а не думать, что понимает.
- То, что есть, и то, что есть на самом деле, - сказал он вслух.
Феликс расплатился за кофе и отнес шиншилла в свой номер. Книгу он оставил на кровати. Карту тоже не стал брать. Выйдя из гостиницы, он пересек Черный мост, поднялся на холм с замком, перешел через площадь и вышел к двойной арке ворот. У ворот, сунув руки в карманы куртки, сидела художница и жмурилась на осеннее солнце. У нее на коленях дремал черный кот, - точно такой, как на картинке в книжке.
Феликс подошел к ней.
- Здравствуй, - сказал он.
- Привет, - отозвалась та. – Какие новости?
Феликс снял куртку и, стыдясь пафосности собственного жеста, стянул к локтю левый рукав свитера и закатал манжет рубашки.
- Я пришел заплатить за вход, - сказал он.

(с)Стрейнджер

@настроение: правильное

@темы: бумага с буковками, пойманное в траве

---

По итогам пошива рубашки "под романтику" стало ясно, что на рукава надо пускать ткани поменьше. Потому что "сколько не жалко" - это паруса получаются
Прикольно, но хотелось-то иного... =)

@темы: про жизнь

---

Работать ваще не прет...

@настроение: lethargic

@темы: картинки, про жизнь

---

Когда антуража становится слишком много, он норовит подменить собой ту реальность персонажа, которая и без того уже существует в восприятии и образе мысли игрока.

@темы: Дельтаплан - такая штука

---

хех =)

Я сдал ЕГЭ по русскому языку! Моя оценка 5! Ответил правильно на 30 из 30. Сдай ЕГЭ онлайн! Росбалт

@настроение: развлекаюсь, вместо того, чтобы делом заниматься, ага

---

К вопросу о прекрасном

Да-да, по-моему это - прекрасно!

@темы: по монитору показывают, пойманное в траве

---

Из архивов. Из очень пыльных архивов.

Слишком жадно ты пила из чаши
с неземным серебряным вином -
по узорам звезд на темной пряже
мне уже не отыскать твой дом.
Мне уже не встретить тебя в роще,
где трепещут ленты на ветвях.
И у вод, где волосы полощут
никси, прождала напрасно я.

Так мне память и осталась только -
как была таинственно-светла
ты, когда испуганную сойку
на расвете из лесу несла.

Ночи летние - как не хотела
ты после полночи засыпать!..

Знаю я, гостила в этом теле
не одна душа.
Их было пять.

Первая была душой ребенка -
околдована тоской навек,
именно она назвала звонким
выпавший на ветки первый снег.

И змея была Второю гостьей,
приходила часто на заре,
и смеялась, побледнев от злости,
в пустяковой проиграв игре.
Я ее любила меньше прочих,
хоть прекрасней всех была она -
чувственна, торжественно-порочна,
до самозабвения нежна.

И - я помню! - жрицей и колдуньей
Появлялась Пятая душа.
К роще мы ходили в полнолунье
лентами березы украшать.
В сумерках с деревьями и ветром
разговоры долгие вела,
и писала странные сонеты,
и, едва прочтя, в камине жгла.

Третья же любила смех и танцы,
запах ветра над лесным ручьем;
Птицею, веселым иностранцем
поселялась в городе моем.
И в старинной крепости, где камень
временем оплавлен, словно воск,
не дыша смотрела я на пламя
солнца в темном пламени волос.

Но лишь о Четвертой я доныне
Господа молить не устаю -
чтобы принял смуглую богиню
он назад в небесную семью.
Бестревожны песни ее были,
но мучительно-спокоен взгляд,
словно бы зрачки ее таили
чуждой памяти холодный яд.
И была такая обреченность,
что пронзительней всей смертных мук,
в каждом жесте смуглых рук точеных,
в каждом жесте легких ее рук.

@темы: стихотварное, когда б вы знали

---

Вот же угораздило оказаться теплолюбивой тварью в наших ни разу не южных палестинах!..

@темы: про жизнь

---

внесезонные прятки :)

Мой город в тумане, но время терпит.
Успеешь. Иду искать.
От черного чая на сердце терпко,
и движется время вспять -

от этих вот сумеречных, туманных,
январских неверных дней,
до солнца лимонного, по карманам
разлитого по весне.

Мозаика осени: рыжий свитер,
опята и цепь озер.
В холодной серебряной аква-вите
купаются шесть сестер.

Седьмая тасует свои обличья,
но мне ли не помнить взгляд -
тревожный и темный? повадку птичью;
закон - не смотреть назад,

не знать предсказаний, не ждать удачи;
идти напролом, на взлет...

Узнала, узнала! И это значит,
что прятаться - мой черед.

Пусть город морочит - то взглядом в спину,
то смехом из-за угла...
Мое отраженье - во всех витринах,
и тень - во всех зеркалах.

@темы: стихотварное, когда б вы знали

---

По-моему, лечить депру шопингом - примерно то же самое, что лечить плеткой огнестрельную рану. Неэффективно

@темы: про жизнь

---

не вслух

Бессилие - одна из самых опасных, неприятных и при том упоительных иллюзий.

@темы: Дельтаплан - такая штука

---

Давно хотела записать пару правильных цитат.

- Люди состоят из соединений углерода и потребляют кислород. Смерть есть прекращение химических реакций одного типа, - Змейк поймал на себе взгляд Гвидиона, которого явно заинтересовал его учитель, дающий определение смерти, и спокойно закончил: - и начало совершенно иных химических реакций.
(Кармартен)

- Ты не забывай, — строго говорит Триша, — я же только с виду человек. У кошек все иначе. Когда я говорю, что влюбилась, это значит, я просто счастлива, что такое существо есть на свете. А уж если вдруг оно рядом со мной какое то время будет находиться — вообще сказка, праздник! И ничего мне от него больше не надо. Пусть что хочет, то и делает. Ну, если по голове меня погладит, я, конечно, от счастья растаю. А нет — так нет, не беда и не повод для грусти. Погляжу на него, послушаю да и пойду по своим делам. Вот это я называю — влюбиться.
/Самый верный подход, я считаю. И все стремлюсь научиться по-настоящему, но родилась-то я человеком, а людям такая наука дается не так-то просто.../
(Хроники Ехо - 3)

...всякий, кто родился, избран и посвящен, а значит - способен на все.
(Энциклопедия мифов, Ясон)

@темы: бумага с буковками, пойманное в траве